Истина и ценностИ

Ценности –

«Термин, широко используемый в философской и социологической литературе для указания на человеческое, социальное и культурное значение определенных явлений действительности» [Философский энциклопедический словарь, 1984, с.765].

«Ценность как отношение соответствия объекта представлению о нем является противоположностью истины как отношения соответствия представления объекту» [Ивин. http://enc-dic.com/philosophy/Cennost-2621/ ].

---

Если наше представление не соответствует своему объекту, должно быть изменено наше представление, которое в этом случае не является истинным. Если же объект не соответствует нашему представлению о нем, изменению подлежит объект. Или, другими словами:

«Если идея соответствует своему объекту, то истинной считается обычно идея; если же объект соответствует идее, хорошим считается сам объект» [там же].

Ивин дальше делает верное методологическое замечание:

«Вопрос о соотношении истины и ценности является одним из аспектов более общей проблемы взаимосвязи созерцания и действия, теории и практики» [там же].

Истинностное отношение – это теоретическое отношение, сфера духа, познания. Ценностное отношение – это практическое отношение, сфера социальной практики. Мы здесь не говорим о диалектике абсолютной и относительной истины, поскольку эти азы диалектики все знают.

Из этих теоретических рассуждений следует один очень практический вывод: Лозунги типа: «С нами Бог!», «Наш дело правое», «Мы — рыцари добра» — корректны ТОЛЬКО ДЛЯ СЛАБОГО, БОРЮЩЕГОСЯ ЗА СВОИ ЦЕННОСТИ СУБЪЕКТА. Сильный в политике не вправе утверждать себя в качестве носителя истины.

Индивидуальная свобода как ценность

Духовно-практическим, аксиологическим освоением человеком мира и самого себя является наше поведение и наше сознание в сфере политики и власти.  Не практические действия политиков (это практическое освоение), а наше с вами политическое поведение и политическое сознание. Рассуждения в духе Макиавелли о несовместимости политики и нравственности по определению, по сути своей, и, следовательно, безнравственности политики в принципе сегодня весьма модны среди молодежи. Но это – рассуждения от эмпирии, от повседневных наблюдений, от личного опыта. То есть рассуждения обывательские, ибо обыватель рассуждает, опираясь только на личный опыт. О сущностях явлений он судить не способен.  

Но давайте задумаемся, к какой духовной практике приводит политический маккиавеллизм? У молодежи такая позиция сразу же отбивает всякое желание гражданского участия и, как следствие, появляется участие антигражданское. В лучшем случае это эскапизм, маргинализм, инфантилизм, в худшем – они сами становятся скептиками и циниками и начинают смотреть на политику как сферу обогащения.

Но жесткая философия скептицизма или кинизма по плечу не многим молодым людям. Это надо быть абсолютным негативистом и социопатом. Большинству здоровых молодых людей нужны светлые принципы и идеи. И вот вам современное либертарианство: долой любое насилие, в том числе государственное; государство – это зло; мы сами с усами, сами знаем, что нам надо; будем самоуправляться без государства; да здравствует свобода; свобода – наш новый бог!

«У большинства людей мысль, что каждый человек принадлежит исключительно себе, не вызывает удивления» [https://libertarian-party.ru/ ] —

— читаем мы на сайте либертарианской партии. То есть программный текст сразу же начинается с риторического приема «Все же знают, что…». У большинства наших соотечественников, и не только их, вызывает удивление как раз это нелепое и недоказанное утверждение, что каждый человек принадлежит самому себе. В-первых потому, что это высказывание логически несостоятельно: оно предполагает знание «кто я», а такое знание невозможно без первоначального знания «кто мы», то есть те, кто и создал мое «Я».  А во-вторых потому, что рассуждать о сущности человека в терминах собственности – это, по меньшей мере, не корректно. Впрочем, для Гоббса и Локка это как раз было корректно. 

Таковы же рассуждения либертарианцев о государстве:

«Хотя современное государство сложилось относительно недавно, его существование и необходимость чаще всего принимаются людьми как неоспоримая данность. К счастью, с этой «данностью» можно бороться»

— читаем на том же сайте. В этой борьбе с государством угадайте, кто победит? Правильно – государство. Но только такое, в котором наивным и чистосердечным идеалистам-либертарианцам места не будет. Просто праздник для коррупции! 

Между тем еще Гегель писал:

«Ненависть к закону, праву, выраженному в законе, есть тот признак, по которому открываются и безошибочно познаются в их подлинном выражении фанатизм, слабоумие и лицемерие добрых намерений, во что бы они не рядились» [Гегель, 1990, стр. 282].

Что, наши либертарианцы хотят революции и социализма? Нет, не хотят ведь! Социализма они боятся больше, чем капитализма, ибо социализм для них синоним тоталитаризма. Там им бы просто не дали бы протестовать. А тут дают. Они не задумывались – почему дают-то? А потому и дают, что они не лезут в политику, в государственную деятельность, они против нее протестуют. А чего хотят-то? А ничего, протестовать хотят. Свободы. За все хорошее против всего плохого. А платит Сорос.  

Математика на службе манипуляторов сознанием

Несколько дней как прочел обе книжки Джона Перкинса и обдумываю полученную «информацию». Вот замечательный образчик манипуляции на высочайшем уровне. В недрах некоей инженерно-консалтинговой фирмы MAIN, занимавшейся целенаправленным обманом в области экономических прогнозов для развивающихся стран, в 70-е годы рождается идея привлечь для своих манипуляций науку математику. И вот экономист MAIN Джон Перкинс по поручению фирмы для этой цели нанимает математика из Массачусетского технологического института, и тот за полгода, по словам Перкинса:

«преобразовал метод Маркова для экономического моделирования» [Перкинс Д. Новая исповедь экономического убийцы. Москва: Протекст, 2016, с.89].

Об ограниченных возможностях применения метода А.А Маркова в социологии писал в то время еще Станислав Лем в своей книге 1971 года «Анекс». В главе «Прикладная кибернетика: пример из области социологии» мы читаем: марковские процессы имеют место тогда, когда

«предсказание о будущем состоянии основано исключительно на знании о состоянии актуальном, информация же обо всех более ранних состояниях не существенная для определения» [Лем С. Диалоги. М.,2005, стр. 396].

Примечательно, однако, что Лем, будучи человеком методологически подготовленным и зрелым, на той же странице высказывает сомнение:

«наверняка социо-культурногенетические процессы так просто моделировать не удастся» [там же].

Наш американский «экономический убийца» вряд ли не читал предостережение Лема. Читал и проигнорировал. Ибо он именно это и делает. То есть моделирует социо-культурногенетические процессы «так просто», как будто это процессы физические. Результаты этого «преобразования» идей математика Маркова

«для прогнозирования влияния инфраструктурных инвестиций на экономическое развитие» [Перкинс, 2016, с. 164]

были опубликованы Перкинсом, некоторые в соавторстве с Прасадом (тем самым математиком), в ряде статей в 1973 — 1975 годах. Ссылки на эти статьи Перкинс приводит в первой своей книге 2004 года (Исповедь экономического убийцы. М.:Протекст, 2014, с.341; их можно также найти в интернете.  Оценку же этого «преобразования» дает сам Перкинс:

«Это было именно то, чего нам не хватало: инструмент, научно “доказывающий” [кавычки автора!], что мы приносим большую пользу странам, втягивая их в долговую ловушку, из которой они никогда не смогут выбраться. На самом деле только высококвалифицированный эконометрист, имея уймы времени и денег, мог бы разобраться во всех сложностях метода Маркова или поставить под сомнение наши выводы» [Перкинс, 2016, с. 89].

Не удивляемся, что цели «исследования», как это и должно быть во всякой манипуляции, заранее предполагались в самом заказе:

«Модель предполагала придание субъективной вероятности прогнозам, касающимся роста некоторых секторов экономики. Она идеально подходила для обоснования завышенных оценок роста, которые мы так любили показывать в целях получения крупных кредитов» [Перкинс, 2016, с.89].

Почему понадобилось «научное обоснование» манипуляции? Не потому ли, что на повестке дня к концу 70-х встал Иран – страна с более древней культурой и более мощным экономическим потенциалом, чем Эквадор, Панама, Индонезия, Колумбия и даже Саудовская Аравия с ее нефтью? Умнее оказался Иран, свергнув шаха и встав на рельсы экономической независимости, не клюнул на псевдонаучные разработки экономических киллеров. Закрадывается крамольная мысль: а у нас-то в 90-е в министерствах сидели не те же экономические киллеры, вроде Джона Перкинса? Мне только кажется или на самом деле где-то уже есть их «исповеди» и «признания»? И нам еще что-то будут говорить о свободе на путях либерализации и рынка?

ВНИМАТЕЛЬНО ЛИ МЫ ЧИТАЕМ К.МАРКСА?

Аксиомой стало утверждение о классовой природе государства в марксизме; а марксистскую теорию государства так и называют классовой теорией. К сожалению, часто забывают о другой аксиоме: Маркс невозможен без Гегеля. И гегелевская диалектика хоть и была «поставлена с головы на ноги», а все же осталась диалектикой. Осталась она и в теории государства, которая, может быть, не очень-то и классовая, а может и вообще не классовая. Судите сами.

Гегелевская диалектика гражданского общества и государства была продолжена и К. Марксом, который гражданское общество понимал не в узком, формально правовом аспекте, а предельно широко:

«Форма общения, на всех существовавших до сих пор исторических ступенях обуславливаемая производительными силами и в свою очередь их обуславливающая, есть гражданское общество» [Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т.1. М.: Политиздат, 1979. -640с. С. 4-76.7, стр.28-29]

Задачу свою он видел в том, чтобы

«… рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения – т.е. гражданское общество на его различных ступенях – как основу всей истории» [там же, стр.32-33].

Маркс специально обращает внимание на то, что в действительности общественный договор есть не философская абстракция, обозначающая свободное волеизъявление граждан, как это представлено, например, у Руссо [там же, стр.62 и ссылка 30], а вполне конкретное соглашение, созданное в рамках конкретных производительных сил и «форм общения», то есть форм гражданского общества, как это было в Северной Америке.

Так же определенно писал Маркс о государстве:

«Благодаря высвобождению частной собственности из общности [т.е. из гражданского общества в широком его понимании], государство приобрело самостоятельное существование наряду с гражданским обществом и вне его; но на деле государство есть не что иное, как форма организации, которую неизбежно должны принять буржуа, чтобы … взаимно гарантировать свою собственность и свои интересы» [там же, стр.72].

По поводу же фетишизации государства было сказано следующее:

«Именно благодаря этому противоречию между частным и общим интересом последний, в виде государства, принимает самостоятельную форму, оторванную от действительных – как отдельных, так и совместных – интересов, а вместе с тем форму иллюзорной общности» [там же, стр.25].

Идея отмирания государства в далеком будущем, в бесклассовом обществе никогда не была политической целью в марксизме и даже не была одной из важных идей ни в тактике, ни в стратегии. В Манифесте такие идеи левых, как «превращение государства в простое управление производством» названы авторами утопиями («имеют еще совершенно утопический характер» [Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т.1. М.: Политиздат, 1979. -640с. с. 95-138., стр. 136]). Здесь уместно вспомнить знаменитый спор К. Маркса с М. Бакуниным, нашим отечественным анархистом и непримиримым борцом против любого насилия и угнетения, в первую очередь государственного.

 

Права человека и демократия у Самюэля Хантингтона

Вот Хантингтон в параграфе «Права человека и демократия» [Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., изд-во АСТ, 2016. -640с.] не зря объединяет эти два понятия. Но ведь трактует-то он их как? Права человека для него – это права индивида, поскольку человек для него – отдельный индивид. А демос, народ для него – это совокупность отдельных и независимых индивидов. Демократия, следовательно, по Хантингтону – это власть отдельных и независимых индивидов. Но ведь «отдельные» и независимые индивиды – вещь не бывалая; это идеологема эпохи Просвещения, выдуманная Гоббсом и Локком и «обоснованная» позже М. Вебером. В действительности, объективно индивиды существуют с социуме в виде социальных общностей со своими целями и интересами. И либо индивиды сознают это, и тогда из «отдельных» индивидов превращаются в организованные социальные группы; либо не сознают этого, и тогда превращаются в толпу, нуждающуюся в харизматическом лидере, который, как правило, этой толпой манипулирует в целях, толпе не известных и не понятных. Вывод: демократия по Хантингтону — это охлократия.

Вот Хантингтон, ничтоже сумняшеся (он вообще очень искренний американец), пишет: американские «попытки поддержки прав человека в Азии» натолкнулись «на самое ожесточенное сопротивление» [с.325]. Это как? Это значит либо азиаты такие тупые, что не понимают своей пользы; либо попытки были какие-то не правильные, что азиатам не понравились; либо сама идеологема «прав человека» не устраивала азиатов, будучи крапленой картой, идеологической подтасовкой, манипуляцией.

Или вот Хантингтон пишет:

«Конфуцианское наследие Китая, в котором особое значение придается власти авторитетов, порядку, иерархии и верховенству коллектива над личностью, создает препятствия для демократизации. Тем не менее, благодаря подъему экономики, в Китае все выше становится уровень благосостояния, экономический рост порождает динамическую буржуазию и быстро растущий средний класс, а также приводит к сосредоточению экономической власти вне правительственного контроля» [Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., АСТ, 2016. -640с. Стр. 415].

Из этого следует, что, по Хантингтону: 1) С демократией не совместимы: авторитеты, порядок и иерархия, 2) коллектив – это не демос, демос – это совокупность отдельных индивидов, которых автор называет «личностями», 3) Повышение благосостояния и подъем экономики – это все заслуга динамической буржуазии и среднего класса, 4) демократия и правительственный контроль обратно пропорциональны: чем больше демократии, по Хантингтону, тем меньше правительственный контроль; и наоборот — чем выше правительственный контроль — тем меньше демократии. И мы еще удивляемся происходящему сегодня в США?!

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ИЗ КНИГИ А. КУРПАТОВА

Автор книги пишет о грядущей победе искусственного интеллекта. Он что, верит в это? Сомневаюсь. Значит лукавит? Для начала А. Курпатов декларирует «информационное» (цифровое) общество как некую данность:

«Остались только цифра и человек – два реальных конкурента за мировое господство, и Четвертая мировая война развернется между ними» [с.369].

Дальше констатирует влияние цифры на мозг:

«Наш мозг не справляется с надвигающимся информационным штормом, наше мышление упрощается и примитивизируется. Вкупе же с утратой всяких социальных иерархий и при ложной трактовке понятия «свобода мнений» («личное мнение» должно подкрепляться структурой фактов, а не личным же мнением) это приводит к тотальной неспособности к обучению и развитию» [с.385].

Автор лукавит, когда говорит «наш». Его мозг справляется. Но что же делать тем, чей мозг не справляется? Начинать новое движение луддитов против «цифры»? Нет, поскольку:

«… любой анархизм хоть и начинается, как правило, с красивой идеи о полной свободе и всеобщем либерализме, заканчивается почти всегда одинаково – разгульным бандитизмом имени Нестора Ивановича Махно» [с.376].

Тем более, что:

«…искусственный интеллект, судя по всему, и не будет этого делать [воевать с человеком в лоб]. Действуя по принципу «мягкой силы», он просто лишить нас соображаловки, а мы на этом и кончимся» [с.387].

Что ж, автор бьет в колокола? Приходит в ужас? Возмущается? Как решает он проблему-то? А вот как:

«Конечно, думающих всегда меньшинство. Но именно от этого меньшинства и зависит будущее всего человечества» [с. 382].

Ну так понятно, почему на бизнес-завтраке Сбербанка на Давосском форуме Курпатов был одним из докладчиков, а кураторы и участники форума сидели такие довольные. Логика-то простая: оглупить большинство цифровыми технологиями, убедив их в том, что «искусственный интеллект» все равно победит; обучить меньшинство управлять с помощью этих цифровых технологий; и убедить то же большинство, что это ими управляет «искусственный интеллект», а не обученное цифровым технологиям меньшинство.

Так вот ты какой, северный олень!

(свободные рассуждения о цифровой эре)

Немец Клаус Шваб [Шваб К. Четвертая промышленная революция. Перевод с англ. М.,2018. -208с.], совсем не левый, не стесняется ссылаться на К. Маркса. В отличие от многих наших интеллектуалов, изрыгающих проклятия в адрес как теоретика коммунизма, так и самой теории и особенно практики коммунизма, при этом не читая, разумеется, самого Маркса. А Шваб читал и изучал. А потому не стесняется и пишет:

«Карл Маркс выражал обеспокоенность тем, что процесс специализации может лишить работника ощущения смысла, который мы ищем в работе, а Бакминстер Фуллер предупреждал, что чрезмерная специализация «отключает поисковые настройки широкого диапазона и тем самым пресекает дальнейшее открытие всемогущих более общих принципов»» [с.65].

Поэтому

«стремление к осмысленному участию становится основным вопросом. Это особенно относится к молодому поколению», поскольку людей сегодня «интересует не только баланс работы и личной жизни, но также их гармоничная интеграция».

Однако, признается Шваб откровенно,

«Боюсь, что будущее обеспечит возможность такой реализации далеко не для всех» [с.65].

Как это «не всех»? А кого? Это что значит? Автор – не мистик, в голове которого Будущее – это субъект, который кого-то обеспечивает возможностями, кого-то нет. Напротив, автор в своей книге многократно ставит проблему управления социальной динамикой и получения выгод от четвертой промышленной революции. Все дело в том, что от четвертой промышленной революции не все получат выгоду! О как! От всех трех предыдущих промышленных революций выгоду получали все, поскольку все, в конце концов, вставали на путь производящего хозяйства, индустриализации и НТР. Даже те, кому палки в колеса этой самой индустриализации и НТР вставляли. А от четвертой революции объективно получат выгоду не все? Почему? Разберемся в аргументации Клауса Шваба.

Аргумент первый. Цифровая эра неизбежна, от нее не уйти (мы не будем приводить цитаты к каждому аргументу — желающие могут их легко найти в указанном источнике).

Аргумент второй. Цифровая эра меняет экономику, которая превращается в экономику «по требованию».

Аргумент третий. Цифровая экономика меняет людей, все более превращающихся в потребителей.

Аргумент четвертый. Цифровая эра меняет политику, которая требует иных моделей взаимодействия государства, бизнеса и гражданского общества.

Именно так: для Шваба бизнес – это не гражданское общество, это особый социальный субъект. Это, конечно, лучше, чем первоначальные представления «отцов-основателей», для которых гражданином являлся только тот, кто свободен и платит налоги. Но как такое «сословное» деление согласуется с социальным государством? А никак. Сейчас увидим, что никак.  

Аргумент пятый. Цифровая эра создает новое неравенство, обостряя старое.

«В то время как новые технологии и инновационные предприятия предлагают новые товары и услуги, которые способны улучшить жизнь многих людей, те же самые технологии и системы, которые их поддерживают, могут также оказать воздействие, которого мы хотели бы избежать. Последствия этого влияния разнообразны: от массовой безработицы и роста неравенства, о чем шла речь выше, до опасностей, которые несут в себе самоуправляемые системы вооружений и новые риски, связанные с киберпространством» [с.81].

Аргумент шестой. Неравенство в цифровую эру в «информационном обществе» чревато социальными обострениями, охлос становится неуправляемым.

«Критически опасно то, что гиперсвязанность мира в условиях растущего неравенства может привести к усилению фрагментации, сегрегации и социальных волнений, которые в свою очередь создадут ситуацию для развития насильственного экстремизма» [с.99].

Что же, нас ждет социальный и политический хаос? Мировое гуляй-поле? Пора читать князя П. Кропоткина и брать пример с М. Бакунина? Как бы не так! У автора (авторов?) все продумано.    

Аргумент седьмой. Цифровая политика в цифровую эру противоречит всякой демократии, и рассуждения Шваба о необходимости поиска гармонии между государством, бизнесом и гражданским обществом не более, чем рассуждения. Прогноз же иной:

«баланс между надзором и свободой стремительно нарушается в сторону усиления контроля» [с.91]. Всемирный экономический форум в Давосе. ноябрь, 2015.

А вот и политический субъект, которому, по прогнозу Давосского форума, будет принадлежать, в конце концов, власть:

Аргумент восьмой:

«Четвертая промышленная революция изменит характер угроз для безопасности, а также окажет влияние на смещение власти не только в географическом отношении, но и от государственных структур к негосударственным. В условиях роста вооруженных негосударственных формирований на фоне уже непростого и все более усложняющегося геополитического ландшафта перспектива создания общей платформы для сотрудничества в отношении ключевых проблем международной безопасности становится задачей критически важной, и при этом требующей больших усилий» [с.99].

Так вот ты какой, северный олень! Все понимают, что такое «негосударственные силовые структуры»? Ага, они самые, только уже не в коричневых рубашках. Так вот что имеет в виду автор, когда пишет во введении:

«Формирование четвертой промышленной революции как имеющей творческое начало, ориентированное на человека, а не как дегуманизирующей и обезличивающей силы, – это задача, которая не подвластна одному человеку, отрасли, региону или культуре. Фундаментальный и глобальный характер данной революции означает, что она станет неотъемлемой частью всех стран, экономических систем, отраслей и людей» [с.11].

Мы даже можем почти поименно назвать того человека (человеков), на которого четвертая промышленная революция ориентирована. Их не так и много.
И когда автор пишет, опять-таки прямо во введении:

«Технология не является внешней привнесенной силой, которая не поддается нашему контролю» [с.11],

мы вправе спросить: «Вы, собственно, кого имеете в виду, говоря “нашему”?». И теперь принципиально иначе читается:

«Мы не ограничены необходимостью однозначного выбора между «принять и смириться» или «отказаться и лишиться». С помощью радикальных технологических изменений мы имеем возможность поразмышлять, кто мы есть на самом деле и как мы воспринимаем мир. Чем больше мы размышляем о том, как использовать огромные преимущества технологической революции, чем внимательнее мы всматриваемся в самих себя и в базовые социальные модели, которые воплощают и создают эти технологии, тем шире наши возможности формировать эту новую революцию, чтобы сделать мир лучше» [с.  11].

Лучше для кого, позвольте спросить? Для вас? А вы – это кто?

Во второй своей книге, написанной совместно с Николасом Дэвисом, «Технологии четвертой промышленной революции» [Москва, Эксмо, 2018] Шваб, не стесняясь, везде декларирует, что «Все технологии имеют политическую природу» [Шваб, 2018, с.62]. Затем он декларирует приоритет ценностей в решении вопроса о взаимодействии технологий и общества. Затем призывает искать диалог между «общественностью, правительством и бизнесом», проговариваясь, тем самым, что это для него разные политические субъекты с несовпадающими интересами. И, наконец, в главном, по его мнению, вопросе о правах человека декларирует:

«Это больше не прерогатива государств и международных организаций – частный сектор должен занять ведущую позицию. Для начала частным организациям и их акционерам следует пересмотреть свои ценности с учетом ВДПЧ и других стандартов в области прав человека, а затем разработать механизмы, позволяющие оценивать соответствие выбранному курсу» [Шваб, 2018, с. 66].

Ну, и вишенка на торте четвертой промышленной революции:

«Понятие «гибкое управление» не подразумевает нормативной неопределенности или беспрестанной лихорадочной активности со стороны политиков. Было бы ошибкой считать, что мы вынуждены выбирать один из двух одинаково неприятных вариантов законодательной структуры: устаревшую, но стабильную с одной стороны или современную, но непостоянную – с другой. В эпоху четвертой промышленной революции требуется не столько обеспечить больший объем принимаемых решений или большую скорость их принятия, сколько создать нормативную и законодательную экосистему, которая позволит вырабатывать более устойчивые юридические структуры. Этот подход может быть усилен за счет выделения дополнительного пространства для спокойного пребывания, где можно было бы размышлять о важных решениях, которые предстоит принять. Сложность задачи состоит в том, чтобы сделать это неторопливое обдумывание гораздо более продуктивным, чем сейчас, но при этом предугадывающим будущее, чтобы создать максимальное пространство для появления инноваций» [с.89].

То есть в будущем, по Швабу, рулить должны не государства и жаде не ТНК, о которых так много было шума еще вчера. Нет! Рулить в будущем должен «частный сектор», который еще круче ТНК. И кто это? Как вы думаете? А это новая, современная форма крупного капитала — цифровые сетевые платформы. ТНК владеют капиталом в виде средств производства, в то время как мировые цифровые сетевые платформы владеют напрямую умами людей. А идея, овладевая умами людей, становится материальной силой. Даже если эта идея — фэйк.     

«Вон оно как, Михалыч!», — откровенно говорит нам Клаус Шваб. А мы ему в ответ: «Как тебе не стыдно, Дулин!».

«Никогда не было, и вот — опять…»

Полвека назад на загнивающем Западе был взят курс на создание общества потребления. Программа построения развитого капитализма была успешно выполнена и перевыполнена (если считать нашу им помощь с развалом СССР). Остро-критичные предупреждения-прогнозы философов-постмодернистов не только не помешали выполнению программы, но были просто ею же гениально абсорбированы, как, например, субкультура хиппи и многие другие «внесистемные» и «антисистемные» феномены. Тревога по поводу «симулякризации», «символического обмена» и «смерти социального» сменилась сегодня тревогой, связанной с «цифровизацией», «трансгуманизмом» и «глобализацией». Но это – У НИХ, ТАМ. А согласно нашей «народной» поговорке «Тут вам не там». 

Мы имеем в виду известное нашим соотечественникам по нашей Отечественной истории социальное явление граблей, на которые наступают, вместо того, чтобы их убрать с дороги. По сравнению с временами П.Я. Чаадаева в XX веке не Россия, а Европа стала полигоном испытаний человеческого материала и являет нам ярчайший пример «как не надо делать». А у России в XXI веке (как, впрочем, и на протяжении всей истории, в чем ее уникальность, на наш взгляд), есть удивительная возможность учиться на чужих ошибках. У нас же с вами есть блестящая возможность указать на то, как она, наша Родина, не делает этого, наступая очередной раз на грабли.

Мы, собственно, исходим из следующих очевидных, на наш взгляд, посылок:

Первое: Подвижки в политической элите позволяют утверждать, что РФ взят, наконец-то, курс на построение государственного капитализма.

Этот «тренд», кстати, не может не радовать сегодня истинно левых (не путать с ложно-левыми, к которым мы относим либералов, а тем более – либертарианцев), к которым мы относим и себя, поскольку путь к социализму сегодня лежит именно через гос. капитализм.

Второе: Проект государственного капитализма исторически нов. Аналогом может служить лишь исторический опыт Германии при О. Бисмарке, но этот опыт сегодня явно устарел и нам не годится. Отечественного опыта построения государственного капитализма у нас нет, поскольку, как известно, Россия впрыгнула в социализм, фактически, из феодализма. Но у нас, по крайней мере, есть отрицательный опыт построения либерально-олигархического капитализма в 90-е годы, что уже хорошая прививка от ошибок.  

Третье: Отсутствие политической смелости у высшего руководства, которое ориентируется на консервативную идеологию, приводит (в который уже раз!) к копированию не годного для нас зарубежного опыта во многих областях материального и духовного производства.

Результат: МЫ ПОВТОРЯЕМ ЗАПАДНЫЙ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ОПЫТ РЕАЛИЗАЦИИ ПРОЕКТА ОБЩЕСТВА ПОТРЕБЛЕНИЯ ТОЛЬКО, В ОТЛИЧИЕ ОТ «НИХ», — НЕ В УСЛОВИЯХ ИЗОБИЛИЯ, А В УСЛОВИЯХ НЕДОПРОИЗВОДСТВА.

А теперь, внимание, понимаем ли мы, что значит – иметь массового избалованного потребителя в условиях недопроизводства? А в условиях недопроизводства, усиленного пандемией?

В подтверждение – цитата. Книга Жана Бодрийяра «Общество потребления. Его мифы и структуры» вышла в 1970. Это была ИХ головная боль – формирование нового потребителя, который суть обыватель. Бодрийяр писал:

«… на Западе экзальтированные биографии героев производства уступают повсюду сегодня место биографиям героев потребления. Великие образцовые жизни “self-made men” и основателей, первопроходцев, исследователей и колонистов, которые последовали за образцовыми жизнями святых и исторических людей, уступили место жизнеописаниям звезд кино, спорта и игр, нескольких позолоченных принцев или международных феодалов, короче, великих расточителей… в них прославляется жизнь, полная избытка…» [Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Культурная революция; Республика, 2006. -269с. Стр. 70].  

Как-то все это напоминает нам что-то очень знакомое из нашей сегодняшней жизни и СМИ. Свобода слова, независимость СМИ, рейтинги, востребованность публикой – это все понятно. Но ведь и цену всего этого мы знаем сегодня, в отличие от западной действительности полувековой давности. Они же нам эту цену за полвека и показали! А мы теперь все это будем игнорировать в борьбе за демократию? Да ведь и на это у нас есть «народная» пословица: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». А потом будем сетовать: «Никогда не было, и вот опять…».

Как создавался плановый капитализм на Западе

Взял с полки книгу «Фабрики мысли» Пола Диксона. И сразу наткнулся на потрясающий факт. Книга написана в 1971 году, переведена и издана у нас в 1976 году. То есть, тот факт, что никакого свободного рынка в США не было в 70-е годы, а в США, напротив, формировалась плановая капиталистическая экономика, был прекрасно известен нашим «реформаторам». Между тем, в 90-е годы они нам втюхали фишку про всемогущий рынок, а Центр стратегических разработок при правительстве РФ появился у нас только в декабре 1999 года. 

Одна из таких аналитических групп, называемых «фабриками мысли», в Калифорнии пришла в 70-е годы к выводу, что:

«до 2000 года для Соединенных штатов существует одиннадцать альтернативных вариантов развития. Почти все варианты, за немногими исключениями, предсказывают, что положение ухудшится, и сейчас группа старается найти способ направить нацию на путь, ведущий к тем немногим альтернативам, которые сулят улучшения» [Диксон П. Фабрики мысли. М., ООО «Издательство АСТ», 2004. -505с. Стр.10].

 Другой вкусный факт: группой специалистов по играм проигрывалась в 70-е годы гражданская война в США 1990 года [Ср.11]. Капиталистическая плановая экономика начиналась с Центра распространения федеральной научной и технической информации, возглавляющего «империю НИР»; он был создан в 1950 году, усовершенствован в 1964 году и финансируется правительством США [Стр. 13]. Архивы Центра, однако, не охватывают исследования частных корпораций, университетов и местных аналогичных центров, а также других федеральных центров. Источники финансирования разные, но 2/3 – федеральное правительство. Так обстояли дела уже в 70-е годы. В разработке таких центров были вопросы и проблемы далеко за пределами самих США, в том числе – задачи управления социальной динамикой развивающихся стран. А вот и подтверждение идеи влияния наших успехов в образовании: автор подтверждает, что запуск наших спутников заставил США пересмотреть не только затраты на НИР, но и их структуру, в том числе – затраты «на начальное образование» и на образование вообще [Стр.19].

Но какова манипуляция в нашем буржуазном Отечестве! После Второй мировой войны США вводит в свою систему управления элементы планирования. Этого оказывается недостаточно, социализм все равно оказывается более продуктивен, доказательством чего стало не только быстрое восстановление после разрушительной войны, но и прорыв в космос. В 60-е годы XX столетия США всерьез обеспокоены системным отставанием от СССР, и элементы планирования становятся уже не элементами, а системным компонентом, а «империя НИР» — основой стратегического планирования политики и экономики государством. Центры аналитики становятся «фабриками мысли», то есть уже не частью науки, а частью политики, поскольку проплачены госдепом и крупными корпорациями, аффилированными с госдепом. Частью системных разработок по планированию внешней политики становится управление социальными процессами в других странах, в том числе и в СССР. И тут – наша «катастройка». Американцы нам продают идею свободного рынка, мы ее, как глупые туземцы, покупаем за побрякушки («за колбасу»). Все 90-е годы о центрах стратегического анализа и планирования у нас не слышно вообще ничего, а о НИР говорить вообще не приходится. Наступают «нулевые». Обстановка в РФ меняется коренным образом, хоть и постепенно. Заговорили о Центрах стратегического планирования, они даже появляются. Сначала при правительстве РФ, затем в субъектах федерации, еще где-то. Но «продают» их нам под протухшим рыночным соусом – как компоненты «гражданского общества», как связующие звенья между «властью» и «народом», «главный мост между властью и знанием».

Так, заявляется, что

«какая-то часть аналитических центров готова существовать в виде агентов, действующих по подряду, заказу, выполняя чужую волю, полностью идентифицируя политическую сферу с политическим рынком, где целью является получение прибыли и ни о какой миссии говорить не приходится. Во втором случае ФМ направлены на реализацию определенной программы, на реформы, они видят цель своей деятельности в преобразовании общества в определенном направлении и используют политические структуры и властные агентства как механизмы для достижения этих целей» [Балаян А. А., Сунгуров А. Ю. Фабрики мысли: международный и российский опыт: учеб. пособие; Санкт-Петербургский филиал Нац. исслед. ун-та «Высшая школа экономики». СПб.: Отдел оперативной полиграфии НИУ ВШЭ. Санкт-Петербург, 2014. — 236 стр. — 200 экз. Стр.13].    

Между тем авторы того же учебного пособия признаются, что:

«Уже начиная с конца прошлого века предметом внимания многих исследователей становится опыт появления и развития ФМ в странах Восточной Европы, бывшего СССР и в других поставторитарных странах. Так, Раймонд Струйк уже в конце 1990-х годов опубликовал, по-видимому, первую книгу о появлении ФМ в странах бывшего советского блока [32]. Его следующая книга вышла уже в рамках программы Фонда Сороса в Будапеште; о ее практической направленности свидетельствует само название — «Менеджмент фабрик мысли: практическое руководство для созревающих организаций» [33]» [Балаян, Сунгуров, стр.16].

В чьих же руках сегодня менеджмент фабрик нашей, российской мысли? В состав руководства ЦСР при Правительстве РФ (в разное время) входили: Герман ГРЕФ, Эльвира НАБИУЛЛИНА, Алексей КУДРИН, Дмитрий МЕЗЕНЦЕВ, Максим ОРЕШКИН. И только с января 2020 года его возглавил Максим Решетников, а в совет входят два доктора из ВШЭ по-прежнему, в том числе ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов. Как далека эта структура от РЭНД или Гудзоновского института, о которых подробно писал Пол Диксон в 1971 (!) году.

Алгебра как «орудие расизма«

В Открытом эфире 25 февраля 2021 года подняли вопрос о неополиткорректности, продвигаемой сегодня на Западе, согласно которой Шекспир – расист, а алгебра – расистская наука. И не понимают в студии, что вопрос с алгеброй не так смешон, как им кажется. Они прикалываются, треплются об африканской математике или азиатской химии, об этно-науке и пр. А вопрос серьезнее. Это ведь развитие идей, высказанных в Всемирном докладе ЮНЕСКО «К обществам знания» http://unesdoc.unesco.org/images/0014/001418/141843r.pdf

Что же мы читаем в докладе? А в докладе ЮНЕСКО предлагается отказаться от экспорта науки и технологий в развивающиеся страны. Вместо этого предлагается «когнитивно обогащать» знания и технологии, опираясь на принцип гуманизма и уважения к индивидуальным региональным особенностям. Общества (именно так — во множественном числе!) знания, согласно тексту доклада,

«это общества, источником развития которых являются собственное многообразие и собственные способности» [http://unesdoc.unesco.org/images/0014/001418/141843r.pdf ,с.16].

При этом

«Каждое общество располагает собственными преимуществами в сфере знания. Поэтому надо стремиться обеспечить соединение знаний, которыми уже обладают те или иные общества, с новыми формами создания, приобретения и распространения знаний, которые используются в рамках модели экономики знания.

Понятие информационного общества основывается на достижениях технологии. Понятие же обществ знания подразумевает более широкие социальные, этические и политические параметры. … не существует какой-то единой модели, которую можно “поставить под ключ” и которая недостаточно отражала бы культурное и языковое многообразие, которое одно только и может позволить каждому человеку ориентироваться и найти свое место при нынешних стремительных изменениях. Построение любого общества всегда включает различные формы знания и культуры» [http://unesdoc.unesco.org/images/0014/001418/141843r.pdf, с.16].

Что такое различные формы культуры, мы знаем. Но что такое «различные формы знания»? Авторы разъясняют:

«…информационная революция четко усиливает гегемонию технических и научных знаний над другими видами знаний: ноу-хау, автохтонными или туземными знаниями, местными знаниями, устными традициями, повседневными знаниями» [там же, с.150].

От этой гегемонии, по мысли авторов доклада, и надо избавиться современным гуманистам! Как? Надо опираться на формы местного знания! Одна из частей доклада так и называется «Местное знание и устойчивое развитие» [там же, с.151]. Вы не поверите, но для такой стратегии сегрегации в докладе ЮНЕСКО приводится следующее «научное» обоснование:

«Так, пространственный интеллект (spatial intelligence), телесный интеллект (bodily-kinesthetic intelligence), межличностный интеллект (interpersonal intelligence), внутренний интеллект (intrapersonalintelligence) и натуралистический интеллект (naturalist intelligence) зачастую игнорируются при классическом образовании, они более не должны подвергаться подобной маргинализации», а «Конечной формой образования является не одинаковое развитие всех форм интеллекта у всех, а выявление подходов, которые наилучшим образом соответствуют интеллекту каждого обучаемого» [там же, с.61].

Вот так. Какой тип интеллекта дала природа данному этносу — такая и будет у этого этноса наука. Ну, разумеется, подразумевается, что способности к абстрактному мышлению и рациональной науке даны природой европейцу, в силу чего «бремя белого человека» с его наукой и современными технологиями нести ему. Ну а остальным — «наука», основанная на интеллекте пространственном, межличностном, натуралистическом и т.д.

Подробнее см.: Фомин А.П. Судьба научных знаний в «обществах знания» (от какого наследства мы отказываемся?) // Детство: полнота бытия в обществе риска: сборник научных трудов. СПб.: Астерион, 2018.  -477с.  Стр. 195-199. https://fominapruhome.files.wordpress.com/2021/02/93_d181d183d0b4d18cd0b1d0b0_d0bdd0b0d183d187d0bdd18bd185_d0b7d0bdd0b0d0bdd0b8d0b9.pdf

Как устроен Клаус Шваб?

Руководитель и создатель Давосского форума Клаус Шваб цитирует констатацию ВЭФ:

«В прошлом люди в наибольшей степени идентифицировали себя и свою жизнь по определенной местности, этнической группе, конкретной культуре или даже языку» [Шваб К. Четвертая промышленная революция: перевод с английского. М.: издательство «Э», 2018. -208с. Стр. 101].

То есть у форумчан ВЭФ в Давосе это «даже», сказанное в отношении языка, вовсе не вызывает удивления. Напротив, они сами удивляются тому культурному факту, что можно идентифицировать себя с языком. Просто потому, что язык для них – это просто механическая система знаков, которая не связана для личности и народа с собственной сущностью. Не удивительно поэтому, что идентичность вообще становится у жителей острова Давос управляемой:

«Возникшая вовлеченность в онлайн-взаимодействия и большая возможность соприкосновения с идеями других культур означает, что идентичность в настоящее время стала более многосторонней, чем прежде. Люди сейчас испытывают гораздо меньше неудобств при использовании и управлении своими множественными идентичностями» [там же].

Так они устроены, эти давосяне: они сами выбирают свою идентичность. И мы даже знаем – какую. Еще пример, из той же врезки E на стр.101:

«Поэтому одна из задач четвертой промышленной революции будет состоять в управлении человеческой мобильностью, в том, чтобы обеспечить реализацию ее преимуществ в полной мере, а для этого потребуется привести суверенные права и обязанности в соответствие с индивидуальными правами и пожеланиями, согласовать вопросы национальной и личной безопасности, а также найти способы поддержания социальной гармонии в ситуации нарастающего разнообразия» [там же].

Но в том то и дело, что в рамках классической либеральной политической идеологии XVIII века, где гражданское общество и государство являют собой вечную оппозицию, невозможно «найти способы поддержания социальной гармонии»! Социальная гармония возможна только в рамках Целого, Системы, где государство – не оппозиция гражданскому обществу, а более высокая форма его бытия. И проблема социальной гармонии не в диалоге государства и гражданского общества, а в диалоге и единстве самого гражданского общества. А наивный (?) островитянин Шваб вполне серьезно (или нет?) пишет в параграфе «На пути к большей безопасности в мире», посвященном проблеме безопасности:

«Еще более важно то, сумеем ли мы наладить такое сотрудничество между государственным и частным секторами в глобальном масштабе, которое смягчило бы эту угрозу?» [Шваб, 2018, стр.108].

Впрочем, на той же странице, чуть выше, островитянин Шваб высказывает абсолютное согласие со специалистом по нейроэтике медицинского центра Джорджтаунского университета Джеймсом Джордано, который пишет:

«Вопрос не в том, будут ли негосударственные организации использовать некоторые из методов или технологий нейронауки; вопрос в том, когда и какие именно технологии они будут применять» [там же].

По его мнению,

«мозг станет следующей ареной боевых действий» [Алекс Леверингхаус и Жиль Жакка, «Роботовойны – регулирование робототехнического вооружения», «Оксфордский институт этики, законодательства и вооруженных конфликтов», Программа «Человеческие права для будущих поколений» школы Оксфорд-Мартин Оксфордского университета, 2014 г. http://www. oxfordmartin.ox.ac.uk/downloads/briefngs/Robo-Wars.pdf].

Так как же выглядит это сотрудничество государства и гражданского общества? Да так и выглядит, как писал К. Маркс: государство – политический механизм, аппарат для управления в руках господствующей «негосударственной организации», то есть сегодня – частной корпорации.
А доказательство того, что Шваб вовсе не является наивным островитянином-идеалистом, мы встречаем на странице 100, где написано буквально следующее:

«Мы живем в мире, всецело пронизанном связями, в котором информация, идеи и люди перемещаются быстрее, чем когда-либо. Мы также живем в мире растущего неравенства – явления, которое будет усугубляться масштабными изменениями на рынке труда, описанными мною выше. Усиление социальной изоляции, сложность поиска в современном мире надежных источников смысла, а также разочарование в сложившейся элите и структурах, как мнимых, так и реальных, стимулируют экстремистские движения и позволяют им вербовать сторонников для жестокой борьбы против существующих систем» [Шваб, 2018, с. 100].

То есть Шваб отлично понимает, что есть структуры реальные, а есть – мнимые. Отлично он понимает также и причины, по которым трудно бывает отличить одно от другого и, напротив, спутать их, приняв мнимые структуры за реальные.

Открытым для нас остается только вопрос о том, отличает ли сам Шваб мнимые структуры от реальных? Если нет, значит мнимые структуры он описывает нам в своей книге как реальные, являясь очередным честным буржуазным идеологом, служащим, вопреки его программным декларациям, не прогрессу, а стабилизации, консервации и усилению кризиса Запада. А все рассуждения об инновациях как основе прогресса – лишь свидетельство его наивности.
Хуже, если Шваб все понимает и сознательно вводит читателя в заблуждение, описывая мнимый мир цифровых технологий как реальный. В этом случае К сожалению, в самой книге много таких логических нестыковок, которые явно нам свидетельствуют об этом. Главная из таких нестыковок – явное противоречие в вопросе о субъекте прогресса и перемен.